41

 The alcohol was like an ever-thickening curtain being drawn down across his mind, isolating it from everything  else in the room. It blocked out even his own his body, which, like the faces around him, the candle flames and the dance music, became also increasingly remote and disconnecting. P. B. 

40. Габриэль Витткоп

Девочка. Старуха умерла. Меж двумя этими фразами она живет, творит себя сама, занимаясь творчеством, прекрасная и эфемерная. И тогда все в ней зажигается, искрится, и каждая молекула становится сверкающей звездой. Из этого потрескивающего зарева возникают пейзажи с бескрайними долинами, поднимаются выгнутые небеса и стремительно текут реки, широкие, как моря.

27. Катрин Колом

Улисс навещал тетю, она к тому времени уже оглохла, Мартан Бембе окучивал виноградник, подрезать лозы и снимать лишнюю листву приходили крестьянки из Савойи, один платок на голове, во втором завязаны пожитки, оплата после завершения работ, и они  торопились вернуться в дикую Савойу к своим младенцам, подвешенным к стенке за пеленки; бабка Селестина снимала детишек дрожащими руками и вливала в посиневшие от беспрерывного крика ротики немного водки; в деревне оставались только мужчины и старухи; крестьянки с огромными корзинами, обшитыми белой тряпкой, возвращались как с войны; Мартан Бембе запирал их в комнате прислуги, где они спали, не раздеваясь, раскрыв рот; воздух спертый, хоть ножом режь; в два часа ночи выходили, шлепали в грязи по откосу, слепые и молчаливые со сна, расползались по винограднику, как плезиозавры; и кто бы описал тот вред, который они наносили, срезая в темноте еще до наступления утра несущую ветку? На заре они возвращались обратно для короткого отдыха, Мартан Бембе отпирал комнату, через пять минут, проглотив кофе, они уже опять толпились на узкой тропинке, спускавшейся между виноградниками и шато де Коттен в овраг; птицы в саду только просыпались.

Из книги «Замки детства».

18. О книгах

Но книги не такая уж чепуха. Они не просто листы бумаги или пергамента, на которых либо напечатаны, либо выведены от руки строчки. Ни в коем случае! Есть нечто таинственное в том, дитя мое, что в буквах и знаках заключен дух столетий, дух тысячелетий; он живет в книгах, и пока они не раскрыты, в доме — могильная тишина, ты ничего не видишь, ничего не слышишь. Но стоит приложить ухо к переплету, и ты начинаешь различать шепот страниц. Раскрой книгу! Ты войдешь в праздничный зал, где все освещено, где все в движении, где не умолкает людская речь. Самые далекие времени приближаются к тебе, становятся явью.
Альфред Дёблин «Гамлет, или Долгая ночь подходит к концу.»


Книги нужно читать и хранить бережно, ибо книги суть Душа и Жизнь.
Без книг царило бы на белом свете лишь невежество.
Читай вслух, и да услышат тебя люди на благо душ их, ведь многие из них не могут прочесть, что написано.
Фильм «Цвет граната (Саят-Нова).»

16. Аркадий Аверченко

Прежде всего, спросим себя, положив руку на сердце:
  — Да есть ли у нас сейчас революция?..
  Разве та гниль, глупость, дрянь, копоть и мрак, что происходит сейчас,— разве это революция? Революция — сверкающая прекрасная молния, революция — божественно красивое лицо, озаренное гневом Рока, революция — ослепительно яркая ракета, взлетевшая радугой среди сырого мрака!..
Похоже на эти сверкающие образы то, что сейчас происходит?..
  Скажу в защиту революции более того — рождение революции прекрасно, как появление на свет ребенка, его первая бессмысленная улыбка, его первые невнятные слова, трогательно умилительные, когда они произносятся с трудом лепечущим, неуверенным в себе розовым язычком...
  Но когда ребенку уже четвертый год, а он торчит в той же колыбельке, когда он четвертый год сосет свою всунутую с самого начала в рот ножку, превратившуюся уже в лапу довольно порядочного размера, когда он четвертый год лепечет те же невнятные, невразумительные слова, вроде: «совнархоз», «уеземельком», «совбур» и «реввоенком» — так это уже не умилительный, ласкающий глаз младенец, а, простите меня, довольно порядочный детина, впавший в тихий идиотизм.

                                                                                                                                «Дюжина ножей в спину революции»

14. Поэты и писатели, пьянство и наркомания

http://www.life.com/image/50698313/in-gallery/38742/famous-literary-drunks--addicts

11. Ханс Хенни Янн

Он [отец] слушал болтовню мальчиков о хищных животных: что они красивы, что оправдание им — в ритме их шагов; что, вопреки, расхожему мнению, следует признать: их жертвы истекают кровью в состоянии взаимного садистского любовного опьянения, когда сама боль становится наркозом, усыпляющим страх перед смертью как неизвестностью. Куда больше лишена надежд противоположная ситуация: рыба на крючке, раненый гарпуном кит, скотина на скотобойне.
                                                                                                                                                       «Перрудья»

9

Жак Превер — Голодное утро
Он страшен,
стук этот слабый, когда разбивают о стойку крутое яйцо;
он страшен, если всплывает
в памяти человека, которому голод сводит лицо;
и страшна голова человека,
которому голод сводит лицо,
когда человек, в шесть утра подойдя к магазину,
глядит на витрину
и налиты ноги его свинцом.
Он видит голову цвета пыли,
но он рассматривает совсем не ее,
ему наплевать на свое отраженье,
которое появилось на стекле витрины,
он думает не о нем,
в его воображении -
голова другая, совсем другая:
ему мерещится голова телячья,
голова телячья с острой приправой
или голова все равно какая,
лишь бы она съедобной была.
У человека шевелится челюсть
совсем тихонько,
совсем тихонько,
он тихонько скрежещет зубами,
потому что весь мир смеется над ним,
а он бессилен перед этим миром,
а он начинает считать на пальцах:
один, два, три,
один, два, три,
три дня без еды, три дня без еды...
И все три дня он твердил напрасно:
"Так продолжаться больше не может!"
Но это продолжается.
Тря дня,
три ночи,
совсем без еды...
А тут за витриной,
эти паштеты, бутылки, консервы,
мертвые рыбки в консервных банках,
консервные банки за стеклом витрины,
стекло витрины под охраной ажанов,
ажаны с дубинками под охраною страха -
сколько баррикад для несчастных сардинок!...
Немного поодаль - двери бистро,
кофе со сливками, хруст пирожков.
Человек шатается,
у него в голове
туман слов,
туман слов:
сардины в банках,
крутые яйца,
кофе со сливками,
кофе с ромом,
кофе со сливками,
взбитые сливки,
убитые сливки,
кофе с кровью...
Человек, почитаемый в своем квартале,
был среди бела дня зарезан;
убийца-бродяга украл у него
два франка,
что значит: кофе со сливками
(по счету семьдесят пять сантимов),
два ломтика хлеба, намазанных маслом,
и двадцать пять сантимов на чай официанту.
Он страшен,
стук этот слабый, когда разбивают о стойку крутое яйцо;
он страшен, если всплывает
в памяти человека, которому голод сводит лицо...

3. Десять главных и самых частых ошибок при издании книги

1. Неподходящий формат: слишком большие, широкие и тяжелые книги. Книги должны быть удобными. Издания шире пропорции 4:3 (ин-кватро), особенно квадратные, уродливы и непрактичны; самыми лучшими пропорциями для книг были и остались 3:2, «золотое сечение» и 4:3. «Двуполый» формат А5 никуда не годится, только «формат-гермафродит» А4 иногда может подойти. Книжный блок широкой книги, особенно квадратной, перекашивается на полке. Книги шире 25 сантиметров трудно хранить на полках. 

 2. Неструктурированный, бесформенный набор как результат отсутствия абзацного отступа. К сожалению, распространяется все шире из-за того, что секретарей в экономических колледжах так же неправильно учат печатать письма, по ошибке считая набор без абзацного отступа современным. Не думайте, что это только «вопрос вкуса». Здесь происходит различие между тем, кто читает, и тем, кто не читает.

3. Начальные полосы, никак не выделенные, стоящие наверху страницы, без отступа слева, которые выглядят случайными страницами текста. Кажется, что это обыкновенная, а не начальная страница. Начало главы должно выделяться большим спуском перед начальной строкой, инициалом и ещё как-нибудь.

4. Бесформенность, возникающая из-за того, что ошибочно используют только один кегль шрифта. В книге, где начальные полосы не акцентированы, заголовки и выходные данные набраны одним кеглем шрифта, даже без применения строк, набранных прописными буквами, читателю очень трудно ориентироваться.

5. Белая и чересчус белая бумага. Очень неприятна для глаз и вредит здоровью. Лёгкая ненавязчивая тонировка(цвета слоновой кости или темнее, но не кремовых оттенков) почти всегда гораздо лучше.

6. Белый переплет. Выглядит нелепо, как белый костюм, потому что такой же маркий.

7. Прямой корешок переплета. Корешок переплетенной книги должен быть слегка закруглен, иначе после чтения она перекашивается, а тетради в середине блока «вылезают».

8. Название книги крупным кеглем, набранное вдоль корешка, который достаточно широк для поперечного размещения надписей. Никто не читает название на корешке издалека.

9. Корешок без названия книги и имени автора. Непростительно для книг шире трех миллиметров. Как искать эти брошюры? Имя автора должно быть напечатано обязательно, потому что именно оно часто определяет место книги на полке.

10. Незнание или пренебрежение правилами набора капители, курсива и кавычек.

© Ян Чихольд.

Перевод на русский язык Е. Шкловская-Корди.

1

«Я ненавижу вас, я вижу вашу кровь, я вижу ваши сердца. Кровь освещает праздник, который я вам устроил, вы не узнаёте меня, я вырвал моё сердце и сжёг его. Мне больше не нужно сердце, возьми его, священник, наполнивший его, съешь его вместо моего члена, который заставлял тебя вздрагивать и преследовал тебя, как Иисус Христос. Съешьте моё сердце, мой член, мой мозг. Мне останутся зубы и руки, чтобы хватать и пожирать, мама, зачем ты не отказалась от меня?»

©Пьер Гийота «Могила для 500 000 солдат»